Финская полиция взялась за защитника Риммы Салонен

Представитель Риммы Салонен в Финляндии, профессор, писатель и правозащитник Бэкман просидел в участке около трех часов, пройдя перед разговорами со стражами порядка все унизительные процедуры: у него даже взяли отпечатки пальцев и пробу ДНК, сделали фотографии «анфас и в профиль».

Напомним, Римма Салонен была осуждена финским судом на прошлой неделе, получив полтора года условно. К тому же, она обязана выплатить штраф собственному сыну Антону за вывоз его из Финляндии без разрешения отца-финна Пааво Салонена, который, в свою очередь, похитил мальчика из России, вывезя его в багажнике дипломатической машины. Пааво до сих пор не осужден, но власти принялись теперь за защитника Риммы, выразившего от ее лица возмущение несправедливым приговором.

Ко всему прочему Пааво Салонен подал новый иск против своей бывшей жены, требуя осудить ее за клевету (Римма выступала в российских и финских СМИ, решительно защищая свою позицию и излагая свою версию произошедшего, а одно из ее писем, разосланное, кстати, в финские газеты, было опубликовано на сайте Бэкмана). Салонен нашел высказывания Риммы оскорбительными и потребовал наказания для нее. По всей видимости, защитники Пааво уже собрали достаточное количество образчиков «очернения» их клиента.

Йохан Бэкман заявил «КП» следующее: «Я понял, что сейчас мы должны молчать - если я не буду молчать, меня арестуют. Вчера был тяжелейший допрос. В финской прессе было высказано много недовольства мной, вывалена куча «компромата» - разумеется, фальшивого. Финские власти, защищая Пааво, доводят до сознания граждан, что вывоз ребенка отцом-финном был «гуманным», «человечным». Я, в свою очередь, сообщаю о действительном положении дел, причем, в полном соответствии со всеми законами. Можно сказать, что я излагаю только факты, но это почему-то очень мешает нашим властям.

Меня вызвали на допрос под тем предлогом, что против нас с Риммой возбуждается дело об оскорблении Пааво Салонена. Причем мне в вину поставили размещение у себя на сайте еще чуть ли не год назад письма Риммы. Конечно, это только объяснение для отвода глаз. Проблема одна — что дипломат запихал ребенка в багажник. И что делать с этой проблемой, руководство страны не знает. Это положение надо как-то урегулировать.

Римму квалифицировали как преступницу, осудили. Меня решили напугать всеми этими «идентификационными» процедурами в полицейском подвале. А главные вопросы состояли не в том, как я и Римма «очерняли» Пааво (в заявлении говорится, что мы замарали образ Салонена, что теперь в России СМИ представляют его как убийцу, алкоголика, наркомана и педофила), а в том, от кого я получил задание защищать «русскую мать с финским ребенком». Кстати, Антона постоянно представляют в Финляндии как финского гражданина, не имеющего отношения к России, стараются, чтобы он забыл даже русский язык.

У меня выясняли, где и как я познакомился с Риммой, кто и когда мне звонил, кто просил помочь ей, и т.д. Ясно, что это интересует спецслужбы. О том, что происходит сейчас, меня не спрашивали — очевидно, телефоны прослушиваются, и им хорошо известно, кто мне звонит. Кстати, сегодня многие люди здесь приняли сторону Риммы. Такое положение теперь сложилось, что матерям, получается, вообще нельзя со своими детьми выехать за границу. А Пааво мне лично по телефону сказал, что добьется, чтобы Римму все-таки посадили, поэтому и возбудил это новое дело об оскорблении. На требование России о его выдаче Финляндия уже ответила отказом».

Напомним, что условное полуторагодовое наказание Риммы Салонен может превратиться в тюремное заключение, если она будет еще раз осуждена.

Мы дозвонились и до Риммы. «Я уже не знаю, во что мне верить, - сказала она. - Здесь, похоже, правды не найти. Мои чувства, мои материнские права вообще во внимание не принимаются. Ребенка у меня отняли. Видеть Антона я практически не могу. В решении говорится о том, что мне позволено находиться с мальчиком по два часа раз в две недели. Причем мы не имеем права говорить друг с другом по-русски! Место встречи тоже «изменить нельзя»: мы должны являться на «нейтральную территорию», в другом городе (я ехала туда на автобусе полтора часа, Антона его отец тоже вез туда долго, хоть и на машине), регистрироваться в социальной службе и, наконец, все два часа находиться в одной комнате «под присмотром» двух женщин-социальных работниц.

Один раз я там уже видела Антона. Взяла с собой переводчицу, преподавателя английского языка в школе — я имею на это право — и заранее предупредила, что приду с ней, за неделю. Ответа мне не пришло, а спутницу мою, которая специально взяла на работе свободный день, не пустили. И это — зная, что я русскоязычная, что ребенок еще почти не говорит по-фински! Почему же нельзя было присутствовать переводчику? Но нет. Потом мне дали бумагу с описанием распорядка, условий свидания — я все подписала.

Вот так мы и встретились — в присутствии двух чужих женщин, в чужом городке, в чужой комнате. Помещение оборудовано было как игровая, с книжками, большими столами. Антон, худой, очень коротко подстриженный, начал было говорить на смеси русского и финского. А я просто настолько рада была, настолько хотела его приласкать, обнять, что обо всем забыла — и все чувства, конечно, вылились в русскую речь. Нас тут же попросили перейти на финский. Антоша говорил отрывочными заученными фразами. Что же они творят с психикой ребенка, запрещая ему говорить на родном языке?

Выглядит он плохо, ногти грязные, на пальчиках бородавки, хотя я, увидев ребенка еще до суда, просила купить в аптеке специальное лекарство и мазать мальчику руки. Но для Пааво главное — меня посадить. Апелляцию его адвокат не подал, зато предъявил новое обвинение. Пааво требует, чтобы я у него публично просила прощения — тогда он, якобы, «отзовет дело». Но мне уже много чего обещали, когда я сюда возвратилась — и полицейские, и мой бывший муж. Все в один голос заверяли, что обвинения с меня будут сняты, что мне мои деньги отдадут.

Я боюсь. Я очень надеюсь и на поддержку России, хотя и не знаю, как можно сделать ее более действенной. Те люди, которые за меня в Финляндии сейчас выступают, тоже находятся под угрозой, их теперь начали травить, как меня. Клевета, оскорбления — все пошло в ход, лишь бы, например, изолировать Бэкмана. Не хотят они, чтобы финский правозащитник так рьяно за меня заступался, оказывал и моральную, и юридическую поддержку. Это политический цирк. Правда, конец представления может оказаться очень драматичным».