Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+6°
Boom metrics
Общество26 мая 2020 22:00

Химеры разума или истина сердца?

Рецензия на роман Александра Потемкина «Человек отменяется»
Александр Потемкин

Александр Потемкин

Светлана Семенова, литературовед, доктор филологических наук, главный научный сотрудник Института мировой литературы РАН

Существует два типа художника. Один созерцательный, эпически-спокойный, уравновешенный, второй - нервно-динамичный, взрывной, натянутый, как струна. Один распахнут внешней реальности, миру природы и истории, его любовно описывает, им вдохновляется. Второго внешний мир хотя и интересует, но лишь как связанный с главным предметом его внимания - личностью, в глубины которой он погружается снова и снова, не уставая разгадывать «тайну человека». В русской литературе XIX века эти классические образцы были явлены, с одной стороны, Толстым, «тайновидцем плоти», с другой - его современником Достоевским, «тайновидцем духа», по определению Мережковского.

Александр Потемкин относится ко второму типу писателей, занимая среди них свое яркое, уникальное место. Человек в поразительной двойственности его природы, нелинейности и непредрешенности, в изощренных извивах его психики и интеллекта - вот что прежде всего занимает писателя. Герои его повестей и романов - личности «усиленно сознающие»: рефлектируют они над собой, над окружающими, над переменчивыми путями судьбы, стремятся постичь начала и концы бытия, во всем дойти до первопричины.

«Глядят в Наполеоны»

Напряженная работа сознания не прекращается в них ни на минуту. Как и герои Достоевского, они одержимы одной страстью, одним желанием – «мысль разрешить». Внешние формы существования, свидетельствующие о состоятельности, успехе, да что там - просто нормальном устроении жизни: обеспеченность, семья, дети, карьера, – отступают на задний план. На передний выходит идея: заполоняет пространство ума, властно распоряжается в сфере поступка, жестко прочерчивает линии взаимодействия с окружающими.

Роман «Человек отменяется» впечатляюще демонстрирует эту особенность характерологии Александра Потемкина, создавшего своеобразный художественный мир, где патетика соседствует с блистательным гротеском, прямая мысль – с сильным, часто бьющим по нервам образом.

Произведение писателя держится внутренними монологами, непрерывной беседой героев с собой, исповедью себе, а по совместительству и читателю. Само романное действие зачастую протекает не в объективной реальности, подчиненной законам пространства и времени, а во внутреннем мире героя, созданном его мыслью и неукротимой фантазией. Какие драматические сцены проходят перед лихорадочным взором потемкинских идеологов (а в романе «Человек отменяется» все - идеологи, от обывателей до олигархов, не говоря уже о бомжах-интеллектуалах, рассуждающих о геополитике), какие исторические и космические эпохи сменяются, какие перспективы рисуются их воображению!

И совсем не просты оказываются самые, казалось бы, невзрачные экземпляры рода людского, маленькие человечки, вроде Семена Семеновича Химушкина (от какого слова фамилия? – химичить? химера?), скромного обладателя московской непрезентабельной трешки, две комнаты которой он сдает квартиранткам-студенткам, или аспирантика Архитектурного института Дыгало, в реальности не построившего даже сарая, зато в виртуальности - неистового проектанта. Все они глядят не меньше, чем в Наполеоны. Все задумываются об устройстве Вселенной и вынашивают планы переделки человека и человечества. У них свой критерий оценки личности: сила развития и активности ее разума, степень его автономии, полнота его бесстрашия и свободы.

Новые крепостные

Человеческий разум - горделиво обособившийся от Бога и от мира, оторванный от веры, надежды, любви - вот главный герой философского, идеологического романа «Человек отменяется». До каких геркулесовых столпов может дойти сей разум, насколько глубоко может пасть его носитель, человек - к решению этого вопроса и направлен смелый художественный эксперимент Александра Потемкина.

Именно этот вопрос – о пределах зла в человеке - заботит Семена Химушкина. Его блистательным монологом начинается интеллектуальный марафон, в который постепенно включаются все персонажи романа. Правда, экспериментирует он с человеком только в воображении: не осмеливаясь решиться на реальную мерзость. Химушкин, как подпольный герой Достоевского, предпочитает «скандалить в собственном сознании». Он – завистливый, злой фантазер, и рождает такие химеры разума, что не снились ни гоголевскому Поприщину, ни Голядкину Достоевского. В повседневном же бытии -скукожен и мелок: подглядывает за квартирантками, не прочь тяпнуть водочки и попитаться за чужой счет, конфликтов старательно избегает и в гражданском смысле вполне благонадежен.

Но зато ослепительно великолепен его двойник – всемогущий олигарх Иван Степанович Гусятников - в которого на пиках воспаленной фантазии перевоплощается Семен Семенович. Этот тоже предается неуемным мечтаниям, придумывая картины немыслимых извращений, то дьявольски-утонченных, то нарочито грубых. Но, в отличие от Химушкина, обладая вожделенными капиталами, что, как известно, правят цивилизованным миром, он имеет шанс проверить практически, насколько быстро лишается человек своего достоинства и легко ли утрачивает тонкую пленку культурности.

Гусятников становится режиссером дьявольского спектакля, изощренно мизансценируя предельно жестокие ситуации, чтобы под их прессом человек из человека «вытек», как когда-то выражался Бабель. Устраивает себе крепостную деревню, закабаляя туда безответный, нищий российский люд, и понуждает новоиспеченных холопов исполнять все прихоти «барина». Как змей-искуситель, Гусятников толкает людишек на смертный грех, а сам подсматривает в щелочку, испытывая самое яростное наслаждение от созерцания их падения, где немедленного и покорного, а где – после немалого сопротивления, которое, впрочем, лишь разжигает его глумливый восторг.

Главный вывод, к которому приходит Гусятников в результате своих экспериментов: человек - ничтожество, не заслуживает ни уважения, не любви, и «мир вокруг него не стоит и ломаного гроша». Вывод этот, впрочем, присутствовал в его сознании до всякого опыта, был изначален и неколебим. Ведь каждое новое паденье других развязывает руки ему самому, открывает путь вседозволенности, оправдывает самые чудовищные, самые немыслимые поступки.

Именно этот вопрос – о пределах зла в человеке - заботит Семена Химушкина.

Себя в центр мира

В представлении героев Потемкина, человек жалок и ничтожен не только по своей духовно-душевной природе (эгоистичен, завистлив, бессовестен, склонен к ненависти и преступлению), но и по телесному своему естеству. Эту глубинную связь между этикой и физикой, между несовершенством телесным и изъянами духовной природы подчеркивали и Достоевский, и Н.Ф. Федоров, и В.С. Соловьев. Человек не умеет управлять своим телом, неспособен контролировать процессы, протекающие внутри него – в этом видится героям Потемкина глубочайшее унижение существа сознающего. Вот отсюда, из этого стыда за собственное несовершенство, и рождается яростное презрение к жалкой, смертной телесности.

Испытывая других, Гусятников одновременно испытывает и себя - по раскольниковской формуле: «тварь ли я дрожащая или право имею». Он желает «провериться… на сверхчеловеческое», убедиться в том, что способен на титаническое, люциферианское своеволие, а не на трусливые эскапады раба, хочет доказать себе, что для него никаких пределов не существует, любые, самые немыслимые злодеяния ему подвластны и исполнимы. Заметим, кстати, что горячечные каскады текстов Потемкина нередко заряжены прямо-таки ницшеанской стилистической энергетикой.

Именно такую схватку с реальностью, когда на одной стороне игральной доски - бытие во всей его необъятности, а на другой - обособленный, голый разум, непрерывно подогревающий себя ненавистью к живой материи, ко всему, что не есть гордая мысль, ведет в романе третий герой-идеолог - Виктор Петрович Дыгало. Он, как и отражающиеся друг в друге Химушкин и Гусятников, испытывает глубочайшее презрение к человеку и ищет все новых и новых подтверждений его недостоинства.

А как же иначе? Ведь Виктор Петрович задумал не больше не меньше, как «отменить человека», силой озлобленной мысли уничтожить человеческий род. «Я пытался, я хотел любить человека, но из этого ничего не получалось. Не встретил я его, не раскрылся он передо мной россыпью своих талантов. Теперь же я его больше не ищу. Он ни мне, ни материи не интересен. Он никому, кроме себя самого, не нужен. Человек! Ты отменяешься!».

Дыгало мыслит и действует радикально. Он хочет смести с лица земли человечество, дабы открыть дорогу иным, более высоким органическим формам. Другие герои не столь ригористичны, они лишь вынашивают планы его коренной переделки. Однако при всех внешне благородных намерениях (как же, улучшать человеческий род, возводить его силами интеллекта на новую ступень развития!) движет ими все то же презрение к человеку, все та же гордыня автономного разума, который ставит себя в центре мира и не нуждается ни в любви, ни в сердечной памяти, ни, тем более, в связи с Божественным - высшим - началом.

Духовные взлеты

Единственный романный персонаж, верующий в человека, вершинное творение Божие, чудо земли, надежду всей твари, что «стенает и мучится доныне» (Рим. 8:19) и ждет спасения от существа, одаренного не только сознанием, но и нравственным чувством: совестью, любовью, ответственностью, состраданием, - палеоантрополог Настя Чудецкая. Для нее человек уникален и неповторим. Более того, существо растущее, творческое, стремящееся превзойти самое себя - как бы иначе вышел он из первобытного, полузвериного своего состояния, создал величайшую цивилизацию и культуру, достиг таких духовных взлетов!

В самом себе человек заключает потенции своего дальнейшего эволюционного восхождения: «Он способен самосовершенствоваться в высшее существо, преодолевать собственную природу, раздвигать ее возможности», преображая свое тело, достигая бессмертия, возвращая жизнь ушедшим в небытие.

Человек, рассуждает Настя, – надежда универсума: все мироздание работало на его появление, «с него начинается новый этап развития - сознательный, активный, целенаправленный», не только его собственное будущее - грядущие судьбы земли и вселенной зависят от человека. А потому отменить его никак невозможно – тогда нужно отменить самое бытие.

И разум, который так превозносят потемкинские идеологи, с точки зрения светлой героини романа, не автономен. Он вырастает из материи, знаменует высшую ступень развития природы, накрепко связан с телесностью и должен не обособляться от нее, гордынно ее попирая или переносясь на искусственный, рукотворный носитель, но просветлять, одухотворять материю, преображая бытие в благобытие.

В христианстве, с позиций которого и выступает Настя Чудецкая, человеческое тело не только не выбрасывается «на свалку истории», но предстает потенциально высшей формой бытия духа - сам Господь воплощается в него, чтобы спасти мир, открыть ему перспективу преображения, показать, по словам Достоевского, «что земная природа духа человечества может явиться в таком небесном блеске, в самом деле и во плоти, а не то что в одной только мечте и в идеале, что это и естественно и возможно».

И наконец, главное - разум в человеке слеп без любви. Человек - образ и подобие Божие, а Бог есть высшее единство Логоса и Любви. Знание, просветленное любовью, - вот благой инструмент действия человека в мире, а не сухой, голый интеллект, который калечит, уродует и личность, и мир вокруг нее.

Зачем вера?

В романе предстает уродливое лицо культуры и цивилизации, лишенной этики и цели движения ко все более совершенной природе. И Химушкин, и Гусятников, и Дыгало весьма образованны, их монологи умны, энциклопедичны. Но их благопристойно-культурные физиономии то и дело корежат такие сатанинские, нечеловеческие гримасы, что впору задуматься: не кончится ли такая цивилизованность и культурность, топчущая совесть и веру, настоящей антропофагией?

Увы, Настины речи воспринимаются Химушкиным и Дыгало (с ними ведет она свою битву за человека) как чудачество и прекраснодушие. Идейные оппоненты Насти не верят в человека. И это отсутствие веры в человека - и вообще Веры, - как выясняется по ходу романа, и есть самое страшное. Когда вера одушевляет и мысли, и чувства, и волю – совершенно иначе выстраивает себя человек.

Вера собирает, возвышает, восстанавливает личность, безверие - развинчивает, разрушает, влечет к самоуничтожению. Распоясавшаяся свобода обращается в произвол и порабощает. Эту истину герои романа доказывают своими судьбами. Декларируя принцип «все позволено», от этого первыми и страдают. Оказывается, что глумление над ближним есть глумление над собой, а убийство другого есть скрытое самоубийство.

В романе звучит полифония голосов, яростных, уверенных в своем варианте разрешения кричащих противоречий человека и бытия. А острота антропологического кризиса ставится как срочная проблема перед современным человечеством и нынешней цивилизацией.

Вера собирает, возвышает, восстанавливает личность, безверие - развинчивает, разрушает, влечет к самоуничтожению.

Досье «КП»

Александр Потемкин – доктор экономических наук, предприниматель, бывший начальник департамента по работе с крупнейшими налогоплательщиками Федеральной налоговой службы России, государственный советник налоговой службы II ранга.

Профессор Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Бывший специальный корреспондент «Комсомольской правды». Автор 10 книг интеллектуальной прозы.